Наталья Гордиенко
— Сегодня вопрос эмиграции и возможности существования белорусов за пределами страны очень актуален. Особенно интересно взглянуть на опыт прошлых поколений, чтобы понять, что ждет нас в будущем. Насколько эмиграция влияла на формирование белорусской нации? Какие достижения принесла нашему народу?
— Начнем с того, что при выезде из Беларуси белорусы не перестают быть белорусами. Они остаются такой же частью белорусской нации, как и те, кто живет на родине.
Оценить, насколько эмиграция (как выезд за границу) влияла на формирование нации, достаточно сложно. С одной стороны, с конца XIX века часто белорусы выезжали в эмиграцию временно, чтобы заработать денег и вернуться домой. И многим это удавалось. Эти контакты с другими культурами и улучшение благосостояния в конце концов выглядят как фактор позитивный.
С другой стороны, значительная часть сородичей в разные времена уезжала с белорусских земель по политическим, экономическим и другим причинам, и многие уже не только не возвращались, но и постепенно исчезали, ассимилировались в инокультурной среде.
Много мы знаем примеров выходцев из Беларуси, которые стали известны в мире, но сегодня фактически с ней не ассоциируются, так как стали частью других культур.
С точки зрения общечеловеческого то, что человек реализовал себя, безусловно, плюс, с точки зрения национального, то, что реализовал в другой культуре, без связей со своей, наверное, минус.
Очень много зависело от национальной идентичности эмигрантов, способности сохранить ее на чужбине. Тогда их достижения в новых странах, безусловно, работали на Беларусь, на представление о белорусах и белорусской культуре.
Об этом наиболее можно говорить на примерах белорусов из эмиграции времен Второй мировой войны, которые были более национально осознанными, чем их предшественники, и сохраняли это сознание в течение жизни на чужбине.
— Как складывалась судьба наших соотечественников? Легко ли вообще остаться белорусом в эмиграции?
— На протяжении истории миллионы выходцев с белорусских земель по разным причинам выезжали на чужбину. Понятно, что и судьбы их складывались очень по-разному. Я могу говорить прежде всего о представителях именно эмиграции времен Второй мировой войны, о которых знаю больше. Среди них много белорусов, достигших успеха в новых странах, ставших известными врачами, инженерами и т.д.
Наталья Гордиенко вместе с известными белорусскими деятелями эмиграции Витовтом Кипелем и Янкой Запрудником. Фото: соцсети собеседницы
Хрестоматийный пример Бориса Кита, который был связан с американской космической промышленностью.
Менее известен в Беларуси, но разве что больше в США — Авген Вербицкий (1922—1986). После получения докторской степени он специализировался в химии мясной продукции. Работал в военной лаборатории исследований еды и достиг успехов в области консервирования припасов путем иррадиации. Именно он стал создателем «космической еды», использовавшейся в полетах американских астронавтов.
Заслуги Авгена Вербицкого были отмечены, когда астронавты привезли с Луны специальную лунную породу, кусочек которой и получил ученый из рук президента США. И при этом Авген Вербицкий не терял связей с американскими белорусами, участвовал в белорусских организациях.
Однако эмиграция далеко не всегда связана с успехом. Есть много историй, как она ломала людей.
Например, Владимир Друговец (1923—1961) в конце 1940-х оказался в Аргентине, в течение нескольких лет был председателем Объединения белорусов в этой стране, Рады БНР. В конце 1950-х деятель выехал в США, чтобы организовать переезд туда жены с детьми, но неожиданно заболел, попал в психиатрическую больницу, а после выхода из нее покончил жизнь самоубийством. Правда, нельзя сказать, что самоубийства среди белорусских эмигрантов были такие уж частые.
Или другой случай — учитель математики Николай Перегуд-Погорельский (1893—1964), в послевоенной Германии он работал в белорусской гимназии имени Янки Купалы. В начале 1950-х под именем Мечислав Рогожецкий прибыл в США, был задержан при въезде и изолирован на полтора года под угрозой депортации. Потом был освобожден и остался в стране, но из-за упомянутых неприятностей сильно заболел и не смог работать. Жил в сложных условиях в Кингстоне в штате Нью-Йорк.
Примеров и успехов белорусов, и трагедий в эмиграции было разве столько же, сколько и в обычной жизни на родине. При этом все упомянутые эмигранты имели именно белорусское национальное самосознание, и в эмиграции они оставались белорусами. Было ли это легко? Возможно, как и в современной Беларуси, это был осознанный ежедневный выбор.
Есть много свидетельств тогдашних белорусских эмигрантов, как им приходилось бороться за исповедание своей белорусской национальности. Например, художница Тамара Стаганович-Кольба отказывалась получать американское удостоверение, где ее обозначили как россиянку, а не белоруску, добилась, чтобы документ был исправлен.
А во Франции белорусы на протяжении скольких лет проводили кампанию по признанию белорусской национальности в правительственных структурах.
О белорусах в середине XX века нигде ничего почти не знали, поэтому главной миссией послевоенных эмигрантов стало как раз рассказать миру о Беларуси, сделать белорусов заметными на разных уровнях. И что-то в этом направлении действительно удалось сделать.
— Один из моих собеседников-историков, говоря о национальных чертах, отмечал, что «белорусы очень податливы к адаптации», и в этом как раз есть угроза потерять свою идентичность тем, кто уехал из страны. Насколько легко, по вашему опыту, белорусы растворяются в мире между другими нациями?
— Видимо, многое зависит от уровня национальной идентичности, который имеют эмигранты во время выезда из Беларуси, а также тех условий, в которые они попадают на чужбине, и целей, которые имеют.
Не секрет, что очень часто люди выезжают с идеей как можно быстрее адаптироваться в новой стране и минимизировать связи со старой, приобрести как бы новую идентичность. Думаю, это явление далеко не только белорусское.
У эмигрантов первой половины XX века довольно часто религиозное сознание было сильнее национального. В разных странах они искали прежде всего церкви или костелы, чтобы быть «со своими», и таким образом попадали в число россиян или поляков и через некоторое время уже и не выделяли себя из соответствующей общины.
Много зависело от того, куда человек попадал на чужбине. Легче всего было оставаться белорусом рядом с другими белорусами, в местах более-менее компактного обитания сородичей. Такие были, например, в Кливленде или Саут-Ривере в США. Там создавалась целая белорусская инфраструктура с церквями, магазинами, общественными залами, воскресными школами, спортивными клубами, кладбищами.
Подобное в разных вариантах было в некоторых районах Нью-Йорка, Чикаго, Торонто, Мельбурна, Лондона и т.д.
Чем ближе белорус селился к своим, тем легче было оставаться белорусом. И наоборот, если из-за каких-то ссор, недоразумений, жизненных обстоятельств человек уезжал в регионы, где сородичей не было, чаще всего терялись все связи и эмигрант быстро ассимилировался.
Правда, были интересные случаи. Например, уроженец Воложина Николай Мохнач, чьи воспоминания «Долгая дорога к свободе» вышли в Минске в 2014 году. Этот бывший военный Армии Андерса, участник битвы за Монте-Кассино в эмиграции оказался сначала в Уэльсе, потом в американском Массачусетсе.
Повсюду был в польскоязычной среде, участвовал в польских организациях, и воспоминания написал в оригинале по-польски, но подчеркивал, что он белорус. Хотя в США контактов с сородичами-белорусами фактически не имел.
Таким образом, сохранять белорусскую идентичность вне общества возможно, хотя и гораздо сложнее.
Читайте также:
