В очередном выпуске ютуб-канала «Непростая история» Андрей Казакевич и Алексей Ластовский, которые являются соорганизаторами Конгресса исследователей Беларуси, поразмышляли о премии Конгресса и определили очевидные тенденции в современной белорусской историографии.
О чем писали белорусские историки
Андрей Казакевич рассказывает, что за 10 лет (без учета премии этого года) существования премии в шорт-лист было включено 52 монографии и 40 авторов. Были авторы, книги которых попадали в шорт-листы даже три раза. Это Андрей Чернякевич, Александр Гужаловский и Ольга Иванова. Около семи человек попадали туда дважды. Но саму премию никто дважды получить не смог.
Если посмотреть статистику, то 16 публикаций касаются социально-политической истории. Вместе с тем велика доля публикаций по истории повседневности, проблеме культуры памяти. И это свидетельствует, что белорусские исследователи находятся в контексте тех проблем, которые выходят на передний план в мировой историографии.
«Влияние современных тенденций есть. Сегмент истории повседневности, истории сексуальности, семьи и так далее становится очень заметным по крайней мере среди тех книг, которые вошли в шорт-лист. Та же тенденция наблюдается и среди тех книг, что получили премию. Из десяти книг только три написаны по политической истории. Другие затрагивают такие вещи, как культура, идентичность, биографии», — отмечает Андрей Казакевич.
Археологизация исторического знания
Но в то же время, как замечает Ластовский, в шорт-листе вообще не были представлены книги по археологии. Но тут вопрос в том, «считать ли археологию частью исторического знания, или это отдельное поле. Иногда случаются такие дискуссии: если в совете одни историки, могут ли они отметить работу археологов».
Алексей Ластовский и Андрей Казакевич. Скриншот видео NiaGist / YouTube
Но с другой стороны, как считает Алексей Ластовский, наблюдается вторая тенденция — археологизация исторического знания.
«Если посмотреть, то сейчас директор Института истории — профессиональный археолог Вадим Лакиза. Мы можем заметить, что вся публичная деятельность Института истории в последнее время сводится к археологическим находкам. Очень раскручивается исследование комплекса на Менке, которое фактически под патронатом белорусского правительства. Но такая деятельность не ведет к появлению публикаций, которые бы были кому-то интересными вне круга археологов».
Ластовский напоминает, что, несмотря на распространенный взгляд о том, что археология далека от политики, в 1980-е годы именно круг археологов был наиболее политически нонкорформистским. Можно упомянуть такие фигуры, как Георгий Штыхов, Михаил Чернявский, Зенон Позняк, Михаил Ткачев.
«Но сейчас мы видим, что археологи не становятся лидерами национально ориентированной историографии. Скорее возникло такое поле исследований, которое контролируется государством и используется для государственных идеологических дискурсов», — отмечает Ластовский.
Политизация темы войны
По словам Ластовского, среди победителей отсутствуют публикации о Второй мировой войне и их мало в шорт-листах. И это удивительно, если говорить о том внимании, которое уделяется белорусским государством исследованию или увековечиванию памяти о войне.
Ластовский считает, что существует проектирование на проблематику современных исследований о войне того, что было в центре внимания в советские времена. Но если взять наиболее важные темы, то заметна интересная тенденция. Так, по теме Хатыни наиболее основательной публикацией является исследование шведского историка Андерса Рудлинга. По Брестской крепости — исследования немецкого историка Кристиана Ганцера. Немецкие историки написали наиболее значимые работы и по истории партизанского движения. Даже по исследованию Тростенца в фарватере находятся немецкие историки.
«Это ведет к тому, что сейчас, фактически, все исследования, которые методологически обоснованы и признаются сообществом, делаются за пределами Беларуси», — отмечает Ластовский.
Такая ситуация объясняется тем, по словам Казакевича, что тема Второй мировой войны очень политизирована: «Написав немного не то, можно все потерять».
Ластовский добавляет, что в современных условиях историческое знание о Второй мировой войне определяется прокуратурой:
«Она определяет, что и как нужно писать об истории. И там мы видим очень много натяжек и фальсификаций со стороны Генеральной прокуратуры. Тогда как это может совмещаться с профессиональным диалогом, критикой источников? В том подходе, что использует Генеральная прокуратура, это не работает».
На взгляд Казакевича, этот случай — хороший пример политизации целого сегмента в исторической науке.
Что интересует историков
Андрей Казакевич замечает, что современные историки почти не пишут о послесоветском периоде. В шорт-листах было две или три такие работы. Возможно, это связано с тем, что эта тема политически сложна и идеологически встроена в современное белорусское государство.
На взгляд Алексея Ластовского, любимой тематикой белорусских историков является Великое Княжество Литовское, Речь Посполитая, политическая история.
Андрей Казакевич отмечает, что основываясь на анализе шорт-листов, более 40% исследований посвящено периоду до конца XVIII века. Про XX век — менее 37%.
В то время, как в западной исторической науке, как рассказывает Алексей Ластовский, совсем по-другому. Из истории Средневековья и раннего Нового времени любопытство перемещается на XX век, который сейчас доминирует в исследованиях.
Ситуацию в Беларуси Ластовский объясняет тем, что «белорусское государство активно вмешивается в регуляцию некоторых полей исторического знания. И тогда практическим выходом становится их избегать, если ты хочешь работать, например, в БГУ или Институте истории».
Казакевич добавляет, что если человек хочет оставаться ученым, писать то, что думает, то тогда исследование периода ВКЛ может стать хорошим вариантом.
Еще одним признаком белорусской историографии является углубление в узкую тематику. Как говорит Ластовский, «стандартом считается хорошее знание конкретного периода, углубление в источники. Но это опять же совсем другой подход от того, что популярно, например, сейчас в англоязычных публикациях.
Там распространен синтезный анализ большого количества публикаций, сравнительный анализ. Исследователи работают не с источниками, а с тем, что сделали другие историки. В результате получаются обобщения. Например, история того, как обрабатывался и продавался кофе, или история работорговли».
Такую ситуацию нельзя назвать плохой для белорусской исторической науки, но, считает Ластовский, она приведет к тому, что обобщающие исследования будут за нас писать другие. Можно упомянуть работы Тимоти Снайдера, Нормана Дэвиса. «И мы сейчас можем сказать, что об истории Беларуси на Западе знают не из работ белорусских историков».
Другие тенденции
Еще одна тенденция, о которой свидетельствует анализ шорт-листов премии Конгресса, касается языка исследований.
«Белорусская историография остается одной из тех дисциплин, где по-прежнему доминирует белорусский язык. А их уже не так много. Фактически это еще белорусская филология и белорусское литературоведение», —
говорит Ластовский и отмечает отрицательные стороны этого — фактически вся аудитория таких исследований находится в Беларуси, а сами исследователи очень слабо владеют английским языком, что не позволяет им быть включенными в мировые научные процессы.
Еще одна тенденция заключается в том, что работы белорусских историков все больше начинают выдаваться за пределами страны. По мнению Ластовского, эта тенденция будет усиливаться, так как из-за роста идеологического давления все сложнее будет издавать книги по истории Беларуси внутри Беларуси. И это приведет к изменению языка изданий.
Перспективы белорусской исторической науки
Сегодня, как отмечает Ластовский, существует ряд вызовов: «Мы имеем усиленный идеологический контроль со стороны государства, большое количество историков, выехавших за границу, ограниченные возможности публиковаться. В ближайшее время, по моему мнению, будет уменьшение количества научных публикаций.
Это связано и с тем, что историки, выехавшие за границу, занимаются другими делами. Им нужно выживать, а не писать монографии. И это очевидная проблема. В результате будет сокращаться количество авторов и текстов. С другой стороны будет нарастать изоляция тех историков, которые по-прежнему остаются в Беларуси, от сокращения контактов до запрета участия в конференциях за пределами Беларуси и России. А участие в конференциях — это возможность диалога. Поэтому, ситуация выглядит серьезной и критической.
К тому же мы видим, что поддержки со стороны международного сообщества в этом направлении тоже очень мало, поскольку там другие приоритеты — гражданская активность и подобные вещи».
«У меня такое ощущение, что мы сейчас находимся в центре катастрофы для белорусской исторической науки. Она состоит из большого количества вызовов. Мы не знаем, чем это все завершится. Будем надеяться на лучшее, но то, что произойдет серьезное переформатирование всего поля, очевидно. И оно уже происходит», — отмечает Андрей Казакевич.
Раскол историков
По словам Алексея Ластовского, сейчас наблюдается раскол в белорусской исторической науке. «Например, в конце 90-х — начале 2000-х можно было говорить об идеологическом разделении между историками на пролукашенковских и независимых. Постепенно ко второй половине 2010-х годов это разделение стало не таким острым и актуальным. Это скорее было сообщество, существовавшее по общим правилам, принимало участие в практически одних и тех же конференциях, читало и цитировало друг друга. И раскола не было видно.
Сейчас мы видим, что все белорусское общество становится политически разделенным. Мы говорим о волнах эмиграции. И то же самое, наверное, можем сказать и о белорусских историках. Многие из них были вынуждены уволиться, или их уволили. Многие из них покинули страну и сейчас находятся в других странах, других институциях».
Алексей Ластовский делится своим наблюдением, что примерно половина авторов произведений, входивших в шорт-листы премии Конгресса исследователей Беларуси, уехала из страны. И по большей части — в Польшу, которая стала страной-пристанищем для историков из Беларуси.
Такая ситуация, как отмечает Андрей Казакевич, впервые в современной белорусской истории свидетельствует о глубоком и сплошном расколе в сообществе белорусских историков — очевидно наличие двух автономных сообществ — уехавших исследователей и тех, кто остался и продолжает работать в государственных институциях. И большой вопрос, насколько между ними будет происходить коммуникация.
По словам Ластовского, проблема скорее не в коммуникации, а в том, могут ли в Беларуси публиковать какого-то автора, который уехал из Беларуси: «Пока что я вижу, что публикуют. Например, когда выходят сборники конференций, то там публикуют даже тех историков, которые уже давно в списке неблагонадежных».
Но в дальнейшем, как считает Ластовский, нас ждут еще большие идеологические чистки. И остается вопрос, каким образом соблюдать профессиональные стандарты. Это реальный вызов для все дисциплины. И возможно, что премия Конгресса — один из стержней, который позволяет держать рамки науки как нечто общепринятое».
Андрей Казакевич считает, что «есть ощущение, что произойдет институциализация этого раздела. Если не произойдут никакие серьезные изменения в ближайшее время, то сообщество историков, оставшееся внутри страны, будет самостоятельным сообществом со своей иерархией, правилами. Они будут читать немного другие тексты, на других языках, сотрудничать с русскими, казахами, может, китайцами. И это будет совсем не то, что будет происходить в европейских странах.
Для этой части историков будут два основных вызова — русификация и политизация. И вопрос в том, насколько сообщество внутри страны сможет этому противодействовать.
Если говорить об уехавших, для них самый значимый вызов — создание сообщества. Ученые разбросаны по разным странам. И я наблюдаю фрагментацию. Люди начинают врастать в те институции, в которые они попали, терять любопытство друг к другу, и даже к Беларуси.
Мы видим попытки объединить белорусских историков. Но на данный момент мы не имеем даже ни одной профессиональной ассоциации тех профессиональных историков, которые находятся за рубежом. Фактически нет площадок, где бы они могли собраться и разговаривать.
Возможно, Конгресс исследователей Беларуси — одна из немногих таких площадок. Нет исследовательских фондов, которые бы финансировали и определяли приоритеты для этого сообщества. И такого скорее всего не будет. И все историки сталкиваются с тем, что приоритеты определяются фактически правительствами тех стран, куда они попали. И Беларусь там точно не приоритет».
«Проблем много, но будем надеяться на лучшее», — резюмирует Андрей Казакевич.
Читайте еще:
«Ситуация страшная». Какое будущее Конгресса исследователей Беларуси?
«Дилемма наших белорусских археологов — откуда начинался Минск». Что нашли на раскопках возле Менки?
Известный химик составил портрет репрессированного ученого. Некоторые выводы неожиданны
