Приводим выдержки из репортажа.
Игорь Гребцов и Моторола.
За 34 года своей жизни Игорь Гребцов — выпускник факультета политологии и социологии Уральского университета — успел поработать в газете «Коммерсант» и в газете «Жизнь», помощником депутата, пресс-секретарем мэра и консультантом Минобороны по вопросам взаимодействия со СМИ, поучаствовать в операции по присоединению Крыма, освоить противотанковый управляемый ракетный комплекс и подбить танк украинской армии на взлетной полосе Донецкого аэропорта. 3 декабря он был тяжело ранен, провел два месяца в больницах — сначала в Донецеке, потом на Урале — и вернулся домой, в город Лесной на севере Свердловской области.
Под Донецком Гребцов воевал в отряде «Спарта», которым командует Арсений Павлов — известный по позывному «Моторола».
Теперь две недели Игорь каждый день ездить из Лесного в Качканар на работу, в редакцию газеты «Качканарский четверг». Вместе с Игорем там сейчас четверо корреспондентов на 28-полосный еженедельник, не считая обязательного ежедневного обновления сайта.
(…)
«Война» — так на планерке и между собой в редакции называют сериал воспоминаний Игоря Гребцова о его участии в украинских событиях. Первый материал на полторы полосы под громким названием «Судьба ополчения» вышел в середине февраля и был посвящен событиям в Крыму накануне и после референдума.
«В ночь на 7 марта моя жизнь изменилась коренным образом, — пишет Гребцов в лиде.
— Я вылетел в Крым, чтобы принять участие в массовых антиправительственных беспорядках. Цель — свержение власти в соседней стране».
Фотографии прокомментировал так: «Это мы встречаем поезд «дружбы с Майданом». Всех встретили. Били».
В компьютере у Гребцова много фотографий проукраинских манифестаций в Крыму, он с удовольствием показывает их, комментируя: «Вот этого, который много выступал, мы потом задержали и отправили в Украину. Там было много лозунгов про оккупантов и все такое,
но я согласен с одним: «Референдум — шаг к войне». Мы ее хотели, ее хотели люди, которые жили в Крыму и потом уехали на Донбасс.
Да, референдум — шаг к войне, к войне за то, что Украина — кусок России. Если кто-то думает по-другому — мы не согласны».
«Не все женщины, с которыми мы спали, хотели с нами спать»
Вечером в Лесном Игорь играет своим друзьям на гитаре и поет. А потом рассказывает о своих приключениях. Почти все сидящие в гостиной — бизнесмены: владельцы или управляющие местных предприятий. Один из них признался, что помогал Игорю с деньгами, когда тот собирался ехать в Донбасс.
(…)
Один из присутствующих, 28-летний Михаил, предприниматель в сфере микрофинансирования, вступает в разговор. «В этом-то и проблема, что мы считаем, что Украина — это наша Украина, — говорит он. — А она не наша! Это независимая страна, Игореха. Это независимая страна, которая имеет свое право… Хочет она в Евросоюз — пусть она вступает в Евросоюз».
— Нет никакой Украины, — отвечает Игорь. — Нет войны между Россией и Украиной, есть война между Россией и США, а украинцы — лишь кусочки мяса.
— Ну ты скажи, — не унимается Михаил, — Украина имеет право на независимость, имеет право вступить в Евросоюз? Или она всегда должна быть придатком России?
— Если Россия не против — пускай вступает.
— То есть ты считаешь, что любая страна, которая была в Советском Союзе, до сих пор должна быть нашей?
— Нет. Любая страна, за которую пролита хотя бы капля русской крови, может быть частью России.
— Но если они не хотят быть с нами?
— Знаешь, Миша, это как вопрос с женщинами. Не все женщины, с которыми мы спали, хотели с нами спать. Но мы были мужчинами и убедили их в обратном.
Мужчины — а за столом одни мужчины — громко смеются.
— То, о чем ты сейчас говоришь, — сквозь смех говорит Михаил, — больше похоже на изнасилование…
«На войне этого не хватает — этих детских, милых вещей»
В конце ноября, рассказывает Игорь, на подъезде к аэропорту его отряд подбил несколько бронемашин снабжения украинской армии. Один БТР остался нетронутым, украинские бойцы бросили его на полосе. «Они уползали, мы добили несколько человек на земле, — вспоминает Игорь. — И потом вечером нам говорят: «Идите мародерить БТР». Я думаю: да, веселое дело — мародерить БТР. Мы взяли тачку и пошли мародерить…»
(…)
Залез я в этот БТР — там фотик, очки. Мы достали все это, разделили между пацанами. Одна коробка была оформлена отдельно. На ней надпись: «От школьников Красноармейска». Внутри — стопка рисунков и письмо.
Часть рисунков, уверяет Игорь, Моторола потом передал украинским бойцам — во время переговоров о прекращении огня в аэропорту. Другую часть Игорь забрал с собой и теперь часто разглядывает. Некоторые нарисованы учениками второго класса — они более наивны, но и более искренни. Другие — учениками седьмого класса.
— Зачем вы их вообще забрали?
— Потому что на них были яркие, красивые цвета, были нарисованы такие милые добрые вещи. На войне этого не хватает — этих детских, милых вещей. На войне все, что я вижу, — черная земля, рыжая трава и немного снега. Осколки серые, танки — черные.
— У вас есть дети? Что вы им потом расскажете?
— Сын. Три года и восемь месяцев, и он уже сейчас слушает про войну. Иногда он меня спрашивает: «Папа, а ты всех фашистов убил?» Я говорю: «Нет, не всех». — «То есть там остались фашисты? Ты поедешь еще?» Я ему: «А ты как хочешь?» Говорит: «Хочу, чтобы ты больше не ездил». — «Ну ладно, не поеду».
— А вы уверены, что воевали с фашистами? Что все, кого вы убили, были фашистами?
— Строго говоря, нет. Но вообще — да.
Русские все время воюют с фашистами.
Наши предки, наши деды воевали с фашистами, и поколения русских людей ждали, когда наконец будет какой-то такой же плохой враг. Когда появился, мы назвали их фашистами. Плевать, что они думают на свой счет. Нам нравится называть их фашистами.
(…)
На вопрос, вернется ли он обратно, Игорь отвечает: «Да, хотел бы. Но пока все время нахожу отмазки, чтобы этого не делать».
Печатается в сокращении.
