«Перед экспедицией тренируемся в строительном цехе»
Среди ученых претендентов на участие в антарктической экспедиции на самом деле немного. Все дело в высоких требованиях.
— Например, руководитель биологической программы Юрий Гигиняк хочет, чтобы это был кандидат наук, владел всеми методами исследования, имел свое видение проблематики, — рассказывает Дмитрий. — А что касается технических сотрудников, там ситуация немного иная — у них есть конкурс.
Читайте также:
Есть ли в Антарктиде белорусы? Рассказывает полярник-биолог Юрий Гигиняк
Несколько лет Дмитрий был дублером биолога. А в прошлом году стал основным кандидатом.
Подготовка к экспедиции начинается за несколько месяцев. Это и медицинский осмотр, и психологическое тестирование. Обязательный пункт — визит к стоматологу. Участникам должны провести санацию полости рта, так как зубы — слабое место в Антарктиде: пломбы вылетают, эмаль крошится.
Полярников обучают азам строительства, так как в экспедиции они продолжают возводить станцию.
— Важно, чтобы все происходило слаженно, так как мы зависим от российской логистики. Новые модули доставляются на российском корабле, и когда он подходит к нашей станции, то лишь несколько дней может стоять — и мы за этот период должны сделать часть платформы и на нее установить новый модуль. Каждый день простоя судна стоит больших денег, поэтому мы должны сделать все как можно быстрее. Для этого специально тренируемся в цехе — все члены экспедиции без исключения.
Особую спортивную подготовку проходить не требуется. Но Дмитрий, чтобы хорошо пройти нагрузочный тест на беговой дорожке, решил потренироваться. Выходил на пробежки, хотя не любил их еще со школьной физкультуры.
«Выращивали в Антарктиде лук, шпинат и петрушку»
Обычно полярники добираются в Антарктиду из Кейптауна на судне за 10—14 дней (оно следует из Санкт-Петербурга). Дмитрий с четырьмя коллегами добирался самолетом.
«Это был большой боинг со стюардессой, все как надо», — шутит полярник.
И объясняет, что долететь до той части континента, где находится белорусская станция, непросто. Восточная Антарктида — очень суровый регион, с февраля до ноября там никаких рейсов быть не может. А в Западной Антарктиде, где много станций других стран, погода мягче, плюс Южная Америка рядом, поэтому полеты туды происходят часто.
Маршрут такой. Из Минска через Стамбул полярники летели в Кейптаун. И оттуда — к российской станции «Новолазаревская».
— Там аэропорт. Ну как аэропорт — голый лед и небольшая перевалочная база. Мы потом ждали больше недели хорошей погоды, чтобы нас второй самолет, меньшего размера, доставил на нашу станцию, за более чем 1000 км.
На ледяном континенте Дмитрий пробыл с ноября по март. В это время там лето.
— Когда мы прилетели, было минус 15 градусов. Но дело не в температуре, а в ветре. Если, например, минус 5, а сила ветра — 20 м/с, это будет ощущаться как минус 25, — объясняет ученый. — В январе повышалась температура и до +6. Так что антарктическим летом может быть комфортно, даже жарко. А уже зимой бывает минус 40. Для Антарктиды это не так и много — в самой холодной части континента, там, где российская станция «Восток», минус 90 градусов может быть.
Кстати, в экспедиции Дмитрий впервые окунулся на Крещение: у белорусских полярников есть такая традиция. Температура воды в озере была около 1°C.
В Антарктиде приходится защищать кожу не только от ветра, но и от солнца. Там очень агрессивный ультрафиолет, поэтому пользоваться кремом от загара с максимальным фильтром — обязательно.
В экспедиции ученый занимался экологической и биологической программами: мониторил уровень загрязнения, отбирал образцы всего живого.
— Кроме полевой, это еще работа и в лаборатории — ставим простые эксперименты, пытаемся вырастить отдельные культуры. Не картофель, конечно. Зелень в основном: лук, шпинат, петрушку. Обычно мы выращиваем их под искусственным освещением, на искусственных грунтах. Потом все идет нам в пищу, потому что витаминов не хватает. Но я экспериментально пытался вырастить зеленные культуры и на антарктических грунтах. Лучше всего удался шпинат.
Антарктическая лаборатория.
Поскольку Дмитрий был заместителем начальника по научной части, он курировал выполнение научных программ другими сотрудниками: метеорологом, медиком и физиком. А еще отвечал за вывоз мусора. В Антарктиде с этим очень строго. Органические отходы, если их немного, можно выбрасывать в океан, остальное надо сортировать, паковать в огромные бочки из-под топлива и вывозить на большую землю.
— Хочу подчеркнуть, что на белорусской станции с этим все хорошо. Не на всех станциях так. Мы делаем все возможное по сохранению экологического состояния Антарктиды, — отмечает Дмитрий.
Рацион у полярников разнообразен. Консервы, конечно, есть на станции, но это запас на черный день. Бакалея закупается в основном в Беларуси, мясо (свинина, курятина, говядина глубокой заморозки) — в Германии, поскольку судно идет через немецкий порт. Овощи и фрукты везут из Южной Африки — это последнее место, куда заходит судно, перед тем как отплыть в Антарктиду.
— Нашим коком был врач. Пять дней в неделю готовил он, остальные два — мы по очереди. Каша, нарезка, сыр, творог, ветчина… Конечно, какие-то продукты мы экономили — яйца, картофель. Что я готовил в свою смену? Суп я старался варить диетический, типа бульона. На второе готовил гарнир с мясом и соусом. Больше всего нас поразил парень-физик, ему 23 года, но такие кулинарные способности! Он нам и оладьи, и блинчики пек. Такой еды не хватало. Не хватало также молочных продуктов и фруктов — были только яблоки и апельсины раз в неделю, — рассказывает ученый. — Знаю, что в составе следующей экспедиции будет повар. Это хорошо, поскольку если готовишь на 8 человек, сложно рассчитать количество продуктов. Помню, кашу мы всегда выбрасывали: слишком много было.
«На разговор с семьей за весь срок давалось 40 минут»
Тех, кто впервые попадает в Антарктиду, впечатляет ее природа. Повсюду или лед, или камни и скалы.
— Жизнь там бедная, но существует. Из растительности встречаются лишайники и мхи. Много микроорганизмов. Еще интересно, что очень разнообразна фауна в море — будто это настоящий коралловый риф. Кроме рыб, там обитают морские ежи, морские звезды, моллюски, губки. Буйство красок и форм. Притом что в море может быть минусовая температура воды.
На континенте полярники видели несколько видов морских птиц, тюленей и пингвинов Адели — их колония была недалеко от станции.
— Вообще-то, пингвин такое существо… Может, и приятно смотреть на них на фото, но розовая масса, на которой они живут, это их гуано — помет. Хорошо, что мы посещали их колонию при минусовой температуре, запах так сильно не ощущался. С другой стороны, эта их особенность играет важную роль во всей экосистеме. Пингвины переносят органические вещества из океана на бесплодные скалы. Если бы они не оставляли помет, там ничего бы не росло.
В море рыбачить не запрещено. Но существуют правила. Квоты на добычу рыбы и криля определяет АНТКОМ — Комиссия по сохранению биологических морских ресурсов Антарктики. Беларусь туда пока не входит. Полярники же рыбачат с исключительно научными целями.
— Рыба в Антарктиде не очень крупная, ее буквально несколько видов, но говорят, что вкусная. Правда, есть особенность: в рыбе много паразитов. Они не человеческие, только рыбные, живут в органах, а не в мышечной ткани, но, когда я препарировал рыбу, это неприятно было наблюдать.
В экспедиции Дмитрию сложно было привыкнуть к полярному дню. А еще к тому, что время на разговоры с семьей ограничены. На весь срок ученому давалось около 40 минут: сюда входят и звонки, и переписка по электронной почте, которая осуществляется также через спутниковый телефон. В последующие годы, говорит Дмитрий, планируют улучшить связь.
В текущем году в экспедицию биолог не едет.
— Мне однозначно понравилось. Я заболел Антарктидой и планирую свои исследования вести по антарктическому материалу. Но каждый год ездить тяжеловато. Лишь в июне мои пробы были доставлены по морю — я хочу с ними поработать. Здесь тоже многое работы. Наверное, через пару лет я буду претендовать на то, чтобы поучаствовать в экспедиции, но пока беру паузу. Это даст больший научный выхлоп. Да и на новой должности (заместитель гендиректора по научной и инновационной работе Научно-практического центра НАН Беларуси по биоресурсам) у меня много административных обязанностей.
«Говорили, что 23-я гимназия — школа для будущей элиты»
На интервью биолог, как и на встречу полярников с общественностью, пришел в вышиванке.
— Мы должны ценить и уважать нашу символику. Это замечательно, что сейчас вошли в моду вышиванки, я не считаю это пошлым. Новое поколение иначе в этом плане мыслит, для них все белорусское — это круто.
Отец полярника — известный языковед Александр Лукашанец. И сам Дмитрий учился по-белорусски.
— Я пошел в школу в 1992 году, это был период максимальной белорусизации. Помню, что в школе на уроках биологии не знал, кто такие «млекопитающие» — были «млекакормячыя», не «железы», а «залозы». Очень хорошо, что белорусский язык перестал ассоциироваться с деревней, как это было в советские времена, и с политикой. Язык — наше достояние, и, кажется, в государстве начали это понимать.
Младшая дочь ученого ходит в белорусскоязычную группу детского сада, сын окончил первый класс 23-й гимназии.
— Все говорили, что это школа для будущей элиты — дай Бог, оно так будет. Для меня это не цель, но если есть такое амплуа, ассоциация с элитарностью, я считаю, это хорошо.
Дмитрий Лукашанец с семьей.
Сын Дмитрия гордится, что папа побывал в Антарктиде. Он и сам интересуется биологией, смотрит научно-популярные программы.
— Если спросишь, кем хочет стать, говорит: ученым, — улыбается полярник. И добавляет: — Насчет белорусской науки существует много нерадостных стереотипов, ей нужен хороший пиар.
У нас наука развивается, и Антарктическая программа — один из фронтиров, по которым ей можно идти. Благодаря ей, мы хорошо выглядим на международной арене. Беларусь уже является ассоциированным членом в Международном комитете по изучению Антарктики — SCAR. Это дает дополнительные возможности. Вот скоро будем отправлять ряд наших, отобранных на генетический анализ, проб в Канаду.
Если сравнивать с Россией, то белорусская программа работает эффективнее. Если бы нам их возможности, у нас все было бы чудесно. Они все же свой потенциал не до конца используют.
«НН»: Но ведь известно, что в науке низкая зарплата.
— Это стереотип. Зарплаты разные. Кажется, тысяча рублей давно достигнута. Конечно, первоначально у лаборантов, младших научных сотрудников зарплаты небольшие. Но в каждой сфере такая ситуация. Все зависит от финансирования: есть государственное, а есть внебюджетные средства. И возможности есть, для того чтобы зарплаты росли.
Самое главное, белорусская наука активно выступает за международное сотрудничество. Скажу о своем направлении, изучении биоразнообразия: нас ждут, мы интересны для Западной Европы. Они не сохранили такого биоразнообразия, как у нас, — у них почти не осталось нетронутых лесных экосистем, целого ряда видов. Поэтому у меня оптимистический взгляд на биологическую науку в Беларуси.
