«Наша Нива»: Ты говоришь с юными на одном языке. Как объяснить поколению зумеров происходящее в последние месяцы — и почему вообще это случается?
Alyona Alyona: Вместе с командой пытаемся достучаться до молодежи через ТикТок и там визуально подтвердить все то, что доносим текстами. К тому же в Украине активизировались несколько исполнителей, которые раньше делали что-то вроде «моргенштернового» репчика, но сейчас обратились к родному языку. Они записали два трека по актуальным для страны темам, только разные формой и музыкальным изображением. Сверстники же эти песни предпочли и начали продвигать на разных платформах. Что, соответственно, упростило и нашу миссию.
Также стоит не забывать юмор: юные любят посмеяться — над мемами, классной игрой слов, меткими выражениями. К месту будут и исторические параллели: мол, это уже случалось и не раз. Однако обязательно все нужно доносить простым языком, рассказывать о событиях так, как есть на самом деле. Не стремятся что-то завуалировать, чтобы снизить стресс либо уменьшить психологический удар — подростки очень тонко чувствуют фальшь…
Соглашусь, это сложный этап. Но через него должны пройти все, независимо от возраста. К сожалению, это не тот случай, когда можно взять школьную программу и подготовить урок по теме, после которого ученики встанут и скажут: «Ну, спасибо, понятно». Ситуация меняется на их глазах — фактически взросление происходит здесь и сейчас. Поэтому стоит разговаривать с юными, как со взрослыми.
«НН»: Но они уже не будут такими, как мы?
АА: Не будут, сто процентов. Вот тебе история. Несколько лет назад впервые выступала за границей, в Эстонии. Нас встречали волонтеры фестиваля, ребята и девушки по 16-17 лет. Они чуточку понимали по-русски, но общаться уже не могли. Немного удивилась, ведь, насколько знала, в Прибалтике люди в быту часто пользовали именно русский язык. Спрашиваю, почему же тогда молодежь говорит по-другому — и слышу в ответ: «Так нам неинтересно!» Они знают родную речь, учат английский, потому что это международное средство общения, а также какой-нибудь европейский язык для души. Русский же вообще не рассматривают как нечто привлекательное…
Вау, думаю, мою страну через какое-то время ждет то же самое! Потому что наши дети будут расти и свободно выбирать, какой язык изучать. Никто не возьмется никому ничего навязывать, не станет заставлять. И, как итог, из каждого утюга да из каждого радио русский язык больше не будет нестись и восприниматься как нечто неотделимое от Украины…
Знаешь, то, что происходит сейчас на нашей земле, одновременно способствует и ментальному освобождению.
Новое поколение будет иным — более свободным, более независимым, не ограниченным и не закомплексованным. Оно само выберет, что оно хочет, кем станет, на каком языке возьмется беседовать со вселенной, куда отправится путешествовать. С этого и начинается настоящая свобода.
Моя генерация такой свободы не имела — нам многое навязывалось. И, например, я чувствую на себе это влияние даже сейчас. Скажем, когда все в окружении смотрят на Ютубе интервью определенного журналиста, тоже кликну на ролик, чтобы потом обсудить увиденное. Потому что таким образом у нас появится общая тема для дискуссии. Но новые люди Украины не будут давить play, если им не интересно, а просто «так надо» — это их принципиальная позиция. Они будут искать альтернативу и, уверена, очень скоро ее найдут.
«НН»: Ты долгое время работала в детских садах. Скажи, есть ли шанс у взрослых хотя бы немножко залечить те душевные раны, которые останутся у сегодняшних детей после войны?
АА: Когда-то думала, что ты и я — наше поколение, имею в виду — последние, кто видели ветеранов Второй мировой войны. К нам в школу могли привести дедушку, который стражался на фронте, и он что-то о тех временах рассказывал. Когда же работала в садике, такие люди деток уже не посещали, так как из-за возраста им было трудно передвигаться. «Ну вот, — думалось тогда, — сейчас уже точно дети не узнают, что такое «ветеран». Сегодня же эти дети сами стали ветеранами. Они увидели ужасы настоящей войны, пропустили через себя и навсегда сохранили осколками в теле, в голове, в сердце.
Думаю, многое из этих ощущений выльется в творчество. Кто-то будет рисовать, другой напишет книгу, пойдут театральные постановки, кино… Это выльется в большой культурный бум, ведь люди не способны столько горечи и боли держать в себе.
«НН»: Жанр, в котором ты проявляешься музыкально, считается самым искренним и честным. Как полагаешь, должны ли такие истории, как в Буче, Бородянке, Мариуполе изображаться в творчестве? И не приведут ли они к безумию творца?
АА: Понимаю, что не могу повернуть время вспять, что-то изменить в истории, воскресить людей. Поэтому чтобы не сойти с ума, выпускаю эмоции — плачу и работаю физически. Не сижу, снова и снова прокручивая внутри эти жути, а отправляюсь помогать тем, кто еще жив, тем, кто в беде. Может, мои усилия сделают так, что кто-то спасется, не погибнет.
Что касается творчества, то отвечу так. Раньше у моей натуры вообще не было агрессии. Но всякий раз, когда сталкиваюсь с историями о пытках, эта лють нарастает. Хочется землю ногтями рвать, лишь бы войну остановить как можно скорее, любой ценой. Одновременно требуешь более решительных решений от политиков, выходишь на акции протеста. То есть ищешь не пути сублимации или осмысления трагедии, а средства изменить ситуацию. Влияешь уже не словами, а действиями.
«НН»: Согласишься ли с тем, что после войны украинцам куда сложнее будет восстановить отношения между людьми (например, с той же Беларусью), чем инфраструктуру?
АА: Сложности будут в любом случае. С инфраструктурой на самом деле проще: засучил рукава и пошел работать. Отношения же между людьми наладить после такого разрыва — дело не одного года.
Мы не ожидали, что настоящими братьями для украинцев станут люди Польши. Сюрпризом оказалась поддержка со стороны Британии — раньше мы плотно не дружили. С другой стороны, никто не ожидал, что появится белорусский батальон, который пойдет на фронт и станет сражаться в аду. Но ведь он бьется и бьется достойно!
Не думаю, что с народом Беларуси будет сложно что-то отстроить, так как от него не так много чего и ожидали. Страна не вступила в войну как самостоятельное государство, не активировала армию. Да, ее территория стала местом, откуда Россия пускала по моей родине ракеты. Но в тоже время белорусы через партизанство показали свой протест. Как могли — в тех условиях, когда собственный народ уничтожает правитель-диктатор, это уже немало.
К тому же вы существенно пострадали два года назад, когда боролись за свободу из-за протестов. У белорусов определенно тоже были ожидания от Украины — и не факт, что все они сбылись. И не факт, что вообще страны-соседки в то время поддержали Беларусь так, как требовалось народу, как он этого жаждал.
Поэтому отношения, о которых ты спросил, это не только «Украина — Беларусь», но и «Беларусь — Украина». Это две стороны, у которых есть свои аргументы, опыт и интересы.
Тем не менее, уверена, что в будущем отношения нормализуются. В отличии от отношений с россиянами.
«НН»: Кстати о россиянах. В 2020 году ты записала дуэт с «Кастой». Появился ли за последние месяцы хотя бы кто-то с той стороны, кто выразил поддержку, предложил помощь или откликнулся на зов украинских музыкантов не молчать о войне?
АА: Когда делала трек с «Кастой», казалось, что в России существует оппозиция. То есть через людей, которые устраивают протесты, так или иначе можно будет достучаться до остальных — более лояльных к власти. Но когда вышел альбом, увидела, что кроме нашего сотрудничества у «Касты» там же есть фит с Рем Диггой, который ездил на Донбасс и высказывался против Украины. Понятно, что там нет глубинного понимания геополитической ситуации, разницы между нашими странами. Да и вообще оппозиции там нет — и сегодня это еще более очевидно.
Свою позицию озвучила уже давно: с российскими артистами вообще не сотрудничаю. Когда-то делала исключения для того, кто получал разрешение СБУ на выступление в Украине. А теперь полностью отказалась от коопераций с тамошними творцами. Как результат, от меня отписалась вся русскоязычная аудитория.
Поэтому когда началась война, ни к кому не обращалась через интернет, так как не видела смысла. На митинг если и выйдет, то кучка людей, которых побьют, закинут в автозаки, а после еще и тюремные приговоры выпишут. Конечно, хотела, чтобы все российское общество вышло, крикнуло «им-пич-мент!» — и власть изменилась. Но, к сожалению, такого не будет.
Многие украинские артисты, у кого есть русскоязычные слушатели, снимали видео для людей, как ты говорил, с той стороны. Была надежда, что призывы услышат, что будет продемонстрирована какая-то позиция. Но результата это не принесло. Поэтому сейчас никто ничего не просит — мы все поняли.
«НН»: После всего того, что произошло с 24 февраля, как не потерять веру в людей? И жива ли эта вера внутри тебя?
АА: После 24 февраля увидела, как вся моя страна объединяется. Люди из разных уголков, диаспор, континентов стали единым целым для достижения цели общей и близкой для всех. Это невероятно вдохновляет. Как после такого можно не верить в людей?
Добра больше чем зла, что ни говори. Смотри, сколько помощи получила Украина от незнакомцев из отдаленных уголков планеты. Сколько неравнодушных мужчин и женщин дали приют тем, кто вынужденно родину покинул.
Это выбор каждого: следовать за злыми людьми и жить хейтом или объединяться с добрыми и жить счастливо, направляясь к победе. Честно говорю, не знаю, что должно случиться, чтобы я потеряла веру в людей. Уверена, что добро победит зло — и там, где сегодня тьма, воцарится свет.
«НН»: Говорят, что в любой кризисной ситуации при поиске виновных следует начинать с себя. Что Alyona Alyona не сделала во время войны? И чем она будет заниматься после победы Украины?
АА: Могла бы быстрее написать некоторые песни. Долго не получалось, хотя я артист — должна была сесть и сделать это. Однако «рождения» треков шли очень сложно, даже не знаю, почему.
Кроме того, большое количество артистов сразу открыло какие-то счета и начало благотворительные сборы. Может, и мне надо было как-то агитировать, призвать донатить? Но побоялась с деньгами связываться: не понимала, где что искать, как что оформлять. Поэтому решила от этого воздержаться. Вместо этого пошла работать волонтером. Через некоторое время, правда, нашла фонды, которым доверяю. И теперь, когда кто-то запрашивает адреса для переводов, с уверенностью рекомендую те или иные счета.
Могла бы еще быстрее поехать в Европу и там через концерты добывать средства на помощь Украине. Но не хотела этого делать. Жаждала остаться и помогать дома, собственными руками. Не жалею о выборе, хотя понимаю, что за счет выступлений, возможно, заработала бы большие деньги.
Относительно победы… Знаешь, до вторжения мы с командой делали эко-пикники: собирали вместе подписчиков, выбирали местность и шли ее убирать. Поэтому сейчас визуализирую огромное сообщество, которое откликнется на мой зов после войны. Вместе с ним поедем в определенный город или поселок и возьмемся его восстанавливать. Может, территория уже будет заново отстроена. Но мы ее украсим, раскрасим, добавим ярких и манящих красок, чтобы каждому человеку на планете захотелось жить именно здесь!
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»Читайте также:
Светлана Курс о том, есть ли еще Беларусь: «Ва мне вапрос так не стаіць». А слова оставшихся куда значительнее эмигрантских
«Белорусам будет очень стыдно и горько за то, что они не смогли ничего сделать». Беседа с музыкантом Сергеем Бабкиным
