С чем связана такая жестокая месть журналистке, на основании чего вообще может основываться данное абсурдное обвинение и как все это терпит Катя — об этом и многом другом беседуем с мужем политзаключенной, аналитиком и журналистом Игорем Ильяшом.
«Для нас это уже не было шоком»
«Наша Нiва»: Kогда вы узнали, какую конкретно статью «шьют» Екатерине, как отреагировали?
Игорь Ильяш: Узнали в среду: следователь дал официальное разрешение передать нам эту информацию. Это уже не было шоком для нас, так как в шоке мы все были в феврале, когда только узнали, что Катю из колонии переводят в СИЗО, что у нее какое-то новое дело. Вот тогда был шок, такого мы не ожидали. Это заставляло думать, что может быть как раз какая-то статья, связанная с национальной безопасностью — преступлением против государства.
Только на 55-й день ее пребывания в СИЗО нам впервые сообщили о ее статусе и статье. Мы надеялись на лучшее, но в том числе готовились к худшему сценарию, и он, к сожалению, реализовался.
Екатерина Андреева и Игорь Ильяш. Фото: Личный архив
«НН»: В условиях, когда адвокаты под подпиской, как вы сами считаете, что теоретически могло стать основанием для выстраивания такого обвинения?
ИИ: Когда мы только узнали об этом новом деле и переводе Кати в СИЗО, первая моя мысль была: это связано с Украиной. Это еще как раз произошло за две недели до начала войны — так совпало по времени. Думалось, что началась какая-то антиукраинская акция, зачистка. Но сейчас я считаю, что эта версия ошибочна, так как тему Украины мы разрабатывали вместе, вместе писали книгу »Белорусский Донбасс». И в таком случае я не мог бы не фигурировать в деле, но следствие закончилось, а меня даже как свидетеля не вызывали.
Что это может быть? Честно говоря, я не знаю. Очевидно, что это непосредственно связано с журналистскими обязанностями Кати. По аналогии с первым делом: когда фактически чистую профессиональную деятельность признали преступлением. По такой же схеме могут действовать и сейчас. Других каких-то зацепок, откуда можно было бы выдумывать обвинение, просто нет и быть не может.
Я знаю, чем жила Катя до ареста. Она полностью была в журналистике. Сам круг контактов у нее был ограничен журналистами — вся ее жизнь вращалась вокруг профессии. Значит, и выдумывать обвинение можно только на основании этого, других вариантов, по моему мнению, нет.
«У тех, кто начал ее преследование, не была удовлетворена жажда мести»
«НН»: У вас есть ответ, почему Катю наказывают снова, если она и так была жестоко наказана за один стрим?
ИИ: Видимо, жажда мести не была полностью удовлетворена у тех, кто начал ее преследование. Они решили, что нужно продолжать ей мстить за профессиональную деятельность. Но я искренне не понимаю, чем она задела так людей, что они идут на такую ужасную и циничную расправу. Если человеку, который через пять месяцев выходит на свободу, навешивают статью с перспективой получить 15 лет.
Екатерина на суде
«НН»: В Беларуси в последнее время куда ни глянь — экстремисты, террористы, сейчас растет и список изменников государству. Куда мы будем двинуться дальше?
ИИ: Во всем этом проглядывается логика террора. Летом 2020 года власть дала силовым ведомствам полный карт-бланш на насилие и репрессии. С тех пор единственный критерий эффективности силового аппарата — то, сколько врагов народа они поймают и насколько жестоко их накажут. В этой системе координат чем жестче наказание найдется для инакомыслящих, тем лучше.
Тенденция была очевидна с самого начала: если в августе и осенью 2020 года большинство людей проходило по 342-й и 293-й статьей, которые связаны с нарушением общественного порядка и массовыми беспорядками, то потом начали находить все более жесткие — массово стали создавать террористические дела, экстремистские формирования.
Это тенденция к усилению репрессий — тот же механизм работал в сталинские времена, когда постепенно вырастали сроки наказания для политических, ухудшались условия для них, обвинения делались более бредовыми.
Сам по себе репрессивный аппарат не остановится, так как сейчас он работает на встречных курсах: не только сверху идет инициатива, но и снизу. Сотрудники милиции, понимая, что это их шанс продвинуться по службе, показать свою эффективность, еще интенсивнее будут искать инакомыслящих и врагов государства.
Режим Лукашенко летом 2020 года взял курс на преобразование из авторитарной модели в тоталитарную. А из тоталитаризма выхода нет, нельзя откатиться на предыдущие правила игры. Поэтому террор будет до самого конца режима.
«Над СИЗО постоянно летают самолеты»
«НН»: Насколько хороша сейчас связь с Катей, что она о себе рассказывает?
ИЕ: Катю посещают адвокаты, регулярно приходили письма. Надо сказать, что переписка с родственниками, с семьей шла без проблем. Но от всех остальных, как я понимаю, ничего почти не доходит.
Естественно, Катя не могла рассказать в письмах о новом деле, но, если говорить о ее настроении в переписке, то сначала, когда ее только перевели в СИЗО, было ощущение, что она находится в психологической яме. Для нее это был сильный удар, но Катя и сама сильна, поэтому достаточно быстро выбралась из этой ямы, вернула себе какой-то эмоциональный баланс. Теперь я бы охарактеризовал ее письма так: они пропитаны ровным спокойствием. Видно, что она не боится ничего, просто спокойно смотрит в будущее и готова ко всему.
Мне трудно представить, как она пережила тот момент, когда узнала о новой статье, ведь мы всей семьей считали недели до ее освобождения — было менее пяти месяцев. Все мысли были направлены на это. Где они черпает силы, чтобы бороться дальше и поддерживать спокойствие, я даже не представляю. Это то, что в полной мере может понимать только она.
«НН»: А что известно об условиях в гомельском СИЗО, здоровье?
ИИ: На условия в СИЗО она не жаловалась. Я так понимаю, что для всех, кто проходил через гомельскую исправительную колонию №4, СИЗО кажется лучшим вариантом. Я разговаривал об этом с одной бывшей политзаключенной, и она подтверждала: все девушки из колонии мечтают досидеть срок в СИЗО, так как там как-то проще.
В камере Катя, насколько я понимаю, не одна. Правда, сколько человек с ней, непонятно.
Знаю, что Катя была очень потрясена тем, что началась война. Она узнала об этом на второй день через адвоката. Очень волновалась за родственников, за то, что война может перекинуться на Беларусь. В принципе, как она писала, там такая атмосфера, что над СИЗО постоянно летают самолеты.
И вот она знает, что идет война, а больше ничего неизвестно — на этот недостаток информации она жаловалась. Дошло до того, что она попросила меня подписать ее на «СБ. Беларусь сегодня», потому что других вариантов нет.
Что касается здоровья, у нее иногда бывают мигрени и сейчас весеннее обострение аллергии. Но это все идет в обычном порядке, особого акцента на состоянии здоровья она не делает. Похоже, что она чувствует себя неплохо, с оговоркой, конечно, что она длительное время находится в тюрьме.
«Если меня и арестуют, мы все равно выйдем из тюрьмы вместе, когда это режим закончится»
«НН»: Каким образом белорусы могут поддерживать Катю?
ИИ: Я скажу, что я буду делать сам: продолжать делать то, что делал все это время — максимально рассказывать о ней, распространять информацию, продолжать свою журналистскую, аналитическую работу. Просто говорить правду — это уже много в условиях тоталитаризма. Как говорил Джордж Оруэлл: «Свобода — это возможность сказать, что два на два — четыре». То, что я могу сегодня делать, — везде говорить, что два на два дает четыре. Это мой ответ на вызовы времени.
Фото: личный архив
«НН»: Вы сами остаетесь подозреваемым по 342-й статье, с вами проводили какие-то процессуальные действия после того, как вы вышли с Окрестина в июле? И таким же непоколебимым остается ваше решение не уезжать из Беларуси?
ИИ: Да, я подозреваемый и с ограничением на выезд из страны. Но никаких процессуальных действий со мной не проводилось, даже сигналов или звонков не было. Наличие этого дела никак не повышает общего риска, так как каждый человек, который находится в Беларуси и открыто высказывается — под угрозой, что за ним придут и арестуют. В любой момент могут придумать что угодно, и гораздо худшее, чем «моя» 342 статья. Но он по сравнению с тем, с чем сталкивается сейчас Катя, просто мелочь.
Что касается моего решения оставаться в стране, то я, безусловно, непреклонен. Даже не ставлю такой вопрос, хотя постоянно от родственников, друзей и коллег слышу просьбы и советы уезжать. Катя также просила меня уехать, особенно после того, как появилось это новое дело: она повторяла это, передавала через адвоката. Но я ей отвечал: неужели ты думаешь, что моя позиция была устойчивой только до определенной степени угрозы? Не имеет никакого значения, насколько высокой будет угроза, я от своего не отступлюсь.
По моему мнению, уехать, если твоя жена находится в лагере — это измена. Молчат, когда в твоей стране происходят самые массовые со времен сталинизма репрессии — это трусость. И тем более нельзя молчать, когда рядом идет война. Поэтому я буду оставаться и продолжать делать то, что делал раньше.
Насчет угрозы для себя в свете того, что срок Кати заканчивается, я, кстати, думал, что может случиться такой обмен: Катя выйдет, а я как раз сяду. Но учитывая новое дело против Кати, если меня и арестуют, какой бы срок там не дали, мы все равно выйдем из тюрьмы вместе, когда этот режим закончится.
Читайте также:
Что известно о парнях, задержанных со стрельбой за диверсии на железной дороге?
