Вот его версия развития событий.
«Я бежал в Украину из соображений безопасности, но сейчас мне страшно находиться и здесь.
Я сбежал из Беларуси, чтобы не сотрудничать со следствием — я проходил подозреваемым по статье 342 (грубое нарушение общественного порядка), — говорит Алексей. — Я администрировал чат Серебрянки. Там было еще двое администраторов чата — мужчина и женщина. Взрослые люди.
У этой женщины задержали сына, она попросила меня организовать сбор средств для нее. Я объявил сбор на адвоката, деньги отдал ей. Сумма была около 150 рублей.
Женщина была довольна, говорит спасибо. А у меня актив Серебрянки начинает спрашивать: действительно ли передал я ей те деньги?
И потом такая ситуация: у меня болеет мать, я говорю об этом тем двум администраторам, прошу их подменить меня по чату.
Встречаюсь позже с мужчиной-админом. Он передает мне те претензии актива. Я говорю, что предоставлю все доказательства, что деньги я отдал. Но выясняется, что от моего имени в чатах тоже собирались деньги якобы на лечение моей матери.
Я денег для матери не собирал! О том, что она болеет, вообще знали только двое — администраторы. Мужчина-админ сбор не объявлял — ведь он мне о нем и рассказал. Соответственно, я уверен, что это сделала женщина.
Но никому ничего объяснить я не успел. За мной пришел ГУБОПиК, меня закрыли на Окрестина. Технику изъяли, счета заблокировали.
23 февраля меня задержали. Пришли за мной из-за высказываний в интернете, но впоследствии выяснили, что я был администратором чата шестой Серебрянки.
И на Окрестина приходит какой-то человек — думаю, что из ГУБОПиКа, — предлагает мне сотрудничество. Формулировка такая: если не подписываешь, то сидишь два месяца до суда, а там получишь по полной. У них было многое на меня.
Я подписал, что буду сотрудничать. Только бы выйти оттуда. Никакой информации я им в итоге не передал.
Выбрал себе псевдоним. Но точно не помню какой: что-то связанное с вечностью.
Связывались они со мной по телефону и через телеграм. Вызывали к себе. Я ездил к ним дважды в какой-то офис на Розы Люксембург, кажется. Точно адрес не помню. Было очень страшно, потому что боялся оказаться снова на Окрестина.
Первый раз ездил, чтобы перекинуть свои контакты, которые были на сим-карточке.
Во второй раз получил задание: ко Дню воли им была нужна информация об администраторах чатов Серебрянки. Я отписывался, мол, всё будет, работа идет, а сам тем временем сбежал в Украину, чтобы не сдавать людей и не сотрудничать с режимом.
Выехал я через Россию. Сначала нелегалом в Москву, оттуда на автобусах в Украину. Ехал с пересадками — до Брянска, там прошел пограничный контроль, после перехода границы пересел в другой автобус. Приехал в Киев.
Здесь мне помогли найти работу. Я учился на режиссера телевидения, поэтому в Киеве работал на киношном проекте администратором. А когда он закончился, то нашел стажировку на одном из телеканалов».
Но после этого случилась история с жильем. Алексей рассказывал на видео: «Когда я был дома, почувствовал, что какой-то огонь идет. Захожу на кухню, а у меня там полкухни начинает гореть. Что успел, то собрал. Часть вещей у меня сгорела — что успел нажить и забрать из Беларуси». После этого белорусы Киева собирали деньги, чтобы помочь Алексею.
«Пожара на самом деле не было. Меня выселили из квартиры, и я просто добавил в эту историю красок. Этот момент я не скрываю, я не белый, чистый и пушистый, здесь я солгал. Я хотел потом объяснить эту ситуацию, остановить сбор денег… Но не успел.
Хочу сказать еще, что я осознаю свою вину в этом, — говорит Белькевич. — Но история, что пожара не было, выплыла сама.
Ко мне приехали трое. Посадили меня в машину. Один говорит, что он местный следователь. По его словам, на меня уже написали заявление о мошенничестве в Киеве. Дело еще не идет, говорил он мне, но всегда может начаться, мол, всё зависит от моих действий.
Потом он уходит. Был ли это настоящий следователь? Я не знаю.
Остались двое. Мне не давали сказать ни слова. Крыли матом, говорили, что могут со мной сделать, пугали плохим сценарием событий. Отвезли к памятнику Шевченко, забрали паспорт. Посадили на ступеньку и сказали, что мне надо будет сказать на камеру. Я пытался объяснять, но они отвечали: можем тогда в другом месте поговорить, например где-нибудь в лесу. Слушать меня они не хотели.
Они знали и о сборе денег в чате Серебрянки, и о ГУБОПиКе. Сказали, что у них есть люди и по ту, и по эту сторону.
И пришлось записать то видео. Слова, которые я там говорю, меня фактически заставили сказать.
Потом эти двое показали мне пост в телеграме о каких-то релокантах, сказали, чтобы перевел им денег. Кому я перевел, я точно и не знаю. Перевел то, что мне собрали на помощь с жильем.
Кто эти двое, которые записывали видео, я говорить не буду. Мне страшно, что они меня найдут. Но это белорусы, которые очень давно живут в Украине, имеют влияние во многих кругах.
Теперь у меня куча проблем. После слов, что я работаю на ГУБОПиК и хотел сливать информацию, я потерял доверие в белорусской общине. Но я не бежал сюда, чтобы кого-то сдавать и собирать информацию. Наоборот, я сбежал сюда, потому что не хотел этого делать. Теперь я враг всем — без жилья, без денег. Обратиться некуда, мне никто не верит. В фондах я в черных списках. Живу я сейчас нигде, если откровенно говорить.
Все от меня отвернулись. Даже бывшие однокурсники повыкидывали из чатов.
При этом ко мне за комментарием никто не обращался. Но все перепостили инфу, что я мошенник, и то видео.
В Киеве я один. Из родителей у меня только мать. Она в больнице, мне помочь ничем не может.
Теперь я буду уезжать из Украины, потому что боюсь за свою безопасность. Даже вам рассказывать что бы то ни было мне страшно, потому что боюсь, что меня найдут те люди».
