Петр Бригадин в 2001—2003 гг. являлся министром образования. С тех пор работает директором Государственного института управления и социальных технологий БГУ. «Наша Нива» расспросила его о проблемах школьного и университетского образования.
«Наша Нива»: Петр Иванович, насколько знаю, вы являетесь сторонником концепции, чтобы преподавание гуманитарных предметов происходило по-белорусски даже в русскоязычных школах?
Петр Бригадин: Действительно, это та тема, которая требует не просто разговоров, но и принятия конкретных решений. Меня огорчает, что сокращается число белорусскоязычных потоков, школ на селе. Надо думать, как поддерживать образование на национальном языке. Мы ничего нового здесь не придумаем: такое уже было в Беларуси после войны, в 1950-е. Тогда некоторые предметы преподавались на белорусском языке, остальные — на русском. И даже в белорусскоязычных школах часть предметов преподавали на русском. Преподаватели сами решали, каким языком они лучше владеют и какой предпочесть в работе. И это решалось на местном уровне.
У меня, например, в школе история преподавалась по-русски, а математика — по-белорусски, физика — по-русски, химия — по-белорусски. А мы, сельские дети, разговаривали на полесском языке. Когда приезжаю в родные места, то сразу перехожу со стариками на свой язык. И они говорят: «О, свой». С мамой я разговаривал по-полесски, с отцом — по-русски. И такое многоязычие не мешало нам в развитии.
На сегодня в учебных заведениях должно быть три языка: белорусский, русский и английский, как язык, без которой мы не создадим новую ИТ-экономику. Преподавание некоторых предметов, прежде всего гуманитарного цикла, таких, как история, надо вести на белорусском языке.
«НН»: Вы читаете лекции по-русски или по-белорусски?
ПБ: Я каждый год провожу опрос студентов. На первой лекции спрашиваю: на каком языке преподавать? И студенты говорят: «Вот если бы на русском». А за преподавание на белорусском выступает лишь около 5% студентов. Тогда я читал некоторые лекции по-белорусски, чтобы студенты слышали наш язык, не забывали его.
Я написал учебники для студентов и по-белорусски, и по-русски. Тот, что на русском языке, сразу разошелся. А на белорусском — только половина тиража.
Потихоньку процесс возрождения языка продвигается. Я здесь оптимист: никогда мы не утратим национальный язык. Это сидит в нас генетически. Возрождение будет идти независимо от желания тех или других. Особенно этот процесс ускоряется в какие-то критические моменты, моменты кризисов, когда надо услышать, что это «свой», как пароль. Язык возрождается в сложных обстоятельствах.
«НН»: У меня есть наблюдение — когда в моей деревне на Борисовщине умирает кто-то из родственников, то на поминках все переходят между собой на белорусский. На тот язык, которую слышали с детства.
ПБ: И в такие моменты все идет от сердца. И слова ложатся по-другому. Оно все живет. Сложно, конечно, с белорусским языком для детей. Но я смотрю, что даже в гимназиях с первого класса изучают белорусский.
А для вузов мне кажется, что формирование белорусскоязычных потоков — это то, что не требовало каких-то решительных изменений. Были сторонники белорусскоязычного преподавания, то, что осуществлялось в 90-е, подтолкнуло к созданию терминологии, словарей, новых подходов.
«НН»: Кажется, когда вы были министром, то преподавание истории Беларуси было обязательным по-белорусски даже в русскоязычных школах. Только в 2006-м произошли изменения.
ПБ: Жесткого контроля не было. Просто так было заложено, такая традиция, что гуманитарные предметы, например, история, география Беларуси преподавались по-белорусски. Плюс белорусский язык и литература — это составляло такой фон, чтобы дети не забывали на белорусский.
«НН»: Еще говорят, важной была роль радиоточек. Когда постоянно слышали белорусский язык, то увеличивался лексический запас и слушатель становился пассивным носителем языка.
ПБ: Может быть. Радиоточка говорила и говорила целый день. Действительно, это тоже создавало языковой фон.
Важна реклама, городские надписи по-белорусски — это все увязано между собой. Потихоньку должна формироваться белорусскоязычная среду. Никаких революций здесь не нужно. Даже в 1917 году наши лучшие представители говорили о том, что надо медленно возвращаться к национальному языку. Не принималась идея национального возрождения всеми, принималась идея социальной справедливости. И это было на первом плане. Никакого принуждения быть не может, оно вызывает обратный эффект.
«НН»: Как вы относитесь к вышиваночному буму, начавшемуся пару лет назад?
ПБ: Почему бы нет? Это все культурная традиция. Вышиванка есть и у нас, и у украинцев, и у россиян, и у татар. Это интерес к нашей этнографии. У меня самого есть вышиванка. Я помню, как мама в детстве шила вышиванку, вышивала крестиком на домотканом полотне. Я поддерживаю такое, пусть идет.
Еще бы и пояса шляхетские нужно в моду ввести! Какая прекрасная вещь была. И шляхтич без пояса был нешляхцичем. Раньше выйти из дому без пояса было, как сегодня без штанов. И интерес к шляхте следует повышать. Мы должны знать о том, что в культурной традиции белорусов. У нас в крови не только крестьянство. Шляхта имела огромное влияние на культуру белорусов, на их традиции. Почему говорили, что белорусы-солдаты всегда были одними из лучших даже в наемных войсках? Это шляхетская честь, люди дела: сказано — сделано. Лучше смерть, чем «позор», как говорили тогда. Эта традиция никуда не исчезла.
Читайте также:
Экс-министр образования Петр Бригадин: Создателям БНР надо сказать спасибо
***
Петр Бригадин. Родился в 1949 году в деревне Молодово Ивановского района Брестской области. Окончил истфак БГУ (1971). Преподавал в БГУ. Ректор Академии управления при президенте (2000—2001). Министр образования (2001—2003). С 2003 — директор Государственного института управления и социальных технологий БГУ.
