Брестский греко-католический священник Игорь Кондратьев отметил 20-летие своего служения в Беларуси. 7 ноября отец Игорь освятил в Куропатах крест в память о жителях Брестчины — жертвах коммунистических репрессий.
Игорь Кондратьев родился в 1959 году под Красноярском. Происходит из православно-католической семьи с русскими, немецкими, австрийскими, еврейскими и белорусскими корнями. Окончил архитектурный институт, был иконописцем. С 1995 года — священник Брестского греко-католического прихода святых братьев-апостолов Петра и Андрея.
Отец Игорь рассказал Радио «Свабода», каков был его путь к Церкви, к белорусскому языку и о том, почему белорусам важно иметь национальную церковь.
В детстве сказал деду-католику, что Бога нет, а студентам подпольно распространял Библию
«Первое знакомство с Богом произошло через дедушку, который был немцем-католиком, и бабушку — еврейку, принявшую католичество. С детства я помню, что они молились розарием на латинском языке и что-то по-немецки добавляли. Однажды я заметил, что от четок, висевших на стене, отвалилось металлическое распятие. И во время молитвы я остановил деда и говорю ему: «Дед, а Бога нет!» Помню, дед тогда строго закричал моей маме — «Генриетта, где он там играет, с кем?» Лишь спустя несколько дней дед понял, что я имел в виду, он очень обрадовался. И сказал мне, что Бог живет в сердце. Я тогда как ребенок пытался представить, как это у меня там живет Бог. Такая маленькая фигурка из металла — я ее что ли проглотил?..
В возрасте 14 лет я уехал из дому, стал самостоятельным, работал. И тогда мою веру как рукой сняло. Это не значит, что стал симпатизировать коммунизму. В комсомоле я никогда не состоял, поскольку семья же была «врагов народа», и все мы были против советской власти, и на кухне это обсуждалось.
На богослужении в брестском греко-католическом приходе
Был я таким, скажем, антисоветчиком. И к 20 годам у меня к религии сложилось такое отношение, что христианство — это способ борьбы против коммунизма. А что Бог есть и что Он сотворил мир, и что Он есть любовь… — никакого такого представления у меня не было.
Это для меня тогда представлялось как идеология, которая должна была прийти вместо коммунизма.
Во время учебы в Свердловском архитектурном институте познакомился с христианами, которые распространяли Библию. Они меня попросили, чтобы я помогал им развозить Библию на машине. Я тогда воспринимал это как причастность к борьбе с коммунизмом таким способом. Было тогда опасно, многие люди сидели в тюрьмах за распространение христианской литературы.
Развозя Библию, подумал: как вышло, что я сам ее не читал? И примерно за две недели я ее прочел. И, как мне тогда показалось, все понял… Уже потом мне пришлось самому столкнуться с Богом, смириться. Стал читать снова, у меня начали появляться вопросы.
Когда человек приходит к Богу, происходят чудеса, по крайней мере, в моей жизни происходили.
Потом это успокоилась, прошло. Богу, наверное, угодно, чтобы мы были духовными, несмотря на чудеса. А в начале было такое, что мы молились за тяжело больного человека — и Бог явил чудо, этот человек выздоровел.
Я всегда был радикальным. И тогда, будучи художником, я отказался от творчества светского, соцреализма. Стал писать иконы. Уже потом мне вспомнилось, что по линии отца, россиянина с Поволжья, была династия более чем 400-летняя иконописцев и священников.
Некоторые из последних моих иконописных работ — в нашей церкви. Я их делал в начале 2000-х».
Отец Игорь сам расписывал свою церковь
Первое знакомство с белорусским языком — в Сибири
«В Сибири жили в лесу, на лесоповале, всех моих предков туда выслали. Одна моя бабушка в детстве меня учила песням. И у нее была, как я тогда считал, странная «деревенская» речь. До сих пор помню некоторые песни, например: «Як служыў я ў пана першае лета, заслужыў я ў пана курачку за гэта. Мая курачка па двару ходзіць, куранят водзіць…» И когда я подрос, мне стало интересно, что это за язык такой, тем более что я такого в России нигде не слышал. И только когда приехал в гости к родственникам в Беларусь, я услышал этот язык.
И тогда я стал интересоваться, что это за народ, кто моя бабушка… Предки бабушки были сосланы в Сибирь еще до революции. Не исключаю, что за участие в восстании Калиновского. Ее фамилия Леонович, или Ливанович, точно уже не знаю.
Поэтому через бабушку было мое первое знакомство с белорусским языком, хотя я тогда и не догадывался, что она белоруска.
А когда я сюда приехал, для меня белорусский язык звучал естественно».
Ехал жить в Австрию, остановился в Беларуси и остался здесь навсегда
«Первая моя встреча с архимандритом Сергеем Гаеком (апостольский визитатор для греко-католиков. — прим. РС) в Беларуси состоялась 1 марта 1995 года в Бресте. И от него я услышал именно белорусский язык.
А приехал в Беларусь в конце 1994 года, когда собирался из России переехать в Австрию к родственникам. В Беларуси задержался на некоторое время и включил телевизор. Я уже не смотрю телевизор лет 15… А тогда включил телевизор, а там — белорусский язык. Чего-то тогда не понял, но услышал слово, которое меня очаровало — слово «сёння». Именно такое, мягкое, с мягким знаком, как в тарашкевице («сёньня»).
С тех пор я и влюбился в белорусский язык. Начал читать книги художественные, по истории. Узнал, что к нему пренебрежительно относились, что было так искусственно сделано, мол, русский язык — «городской», а белорусский — «деревенский».
А в Белорусской греко-католической церкви язык богослужений, конечно, белорусский. И «родные» для меня переводы на белорусский — это переводы отца Александра Надсона. А когда начинал служить, то, конечно, не хватало текстов. Не было, например, крещения по-белорусски. Теперь эти тексты отыскались, и белорусский язык для меня стал родным. Когда я молюсь про себя, я перехожу на белорусский. Я настоящий белорус».
Об установке креста памяти жителей Бреста в Куропатах
«Я не знаю, где большая часть моих предков похоронена. Но для меня Куропаты, то место, где этот крест стоит, становится местом, куда я каждый год буду приезжать молиться за упокой всех предков. Мы хотим иметь место, где бы могли вспоминать наших предков, погибших в Сибири или в концлагерях. Мы, брестчане, будем ежегодно приезжать в Куропаты, чтобы помолиться ».
«Там, где есть своя церковь, сберегается и народ, и язык, и культура»
«Бог один. И именно в греко-католичестве я нашел себя. Я уверен, что все христиане должны наконец стать католиками. И я уверен, что все христиане уже католики, просто некоторые из них еще не знают об этом. Потому что Церковь все равно едина. И она католическая, всемирная…
Я дружу и с евреями, и с мусульманами. От Бога я имею напутствие, чтобы с этими людьми дружить, чтобы открывать им, что мы не дикие крестоносцы, и чтобы интересоваться, кто они. Чтобы донести нашим людям, что не все мусульмане террористы. Тут надо еще поспорить, у кого было больше террористов — среди христиан за всю историю, или среди мусульман…
Когда в Беларуси мы начинали, возрождали Греко-католическую церковь, конечно, мы мечтали о большем, по крайней мере, если говорить о внешней стороне. Но я считаю, что наша Церковь в Беларуси состоялась. Столько детей окрещено, уже скоро буду венчать тех, которых крестил. Это прекрасно.
Конечно, много было и такого, где бы я иначе делал. Но 20 лет прошло, и, я повторюсь, греко-католическая церковь в Беларуси состоялась. Наши приходы, общины — очень маленькие. Я бы сказал, они элитарные.
Священник Игорь Кондратьев возле греко-католической церкви в Бресте
Несколько столетий назад в нашей стране была мощная греко-католическая церковь, более 70 процентов жителей были греко-католиками. Если бы греко-католичество сохранилось в большей мере, возможно, белорусам было бы легче отстраивать нацию.
Там, где есть Церковь своего права, сберегается и народ, и язык, и культура. Если уничтожить Церковь, а на ее место поставить свою — легче всего разрушить такую нацию. Нация без церкви, без веры — бессмысленна».
