Рогнеда Алехнович, дочь Винцента Жук-Гришкевича и Ксении Лапицкой, родилась в 1931 году в Вильно. Отца еще при первых советах репрессировали и отправили в лагерь. В 1942 он вступил в армию генерала Андерса, а после войны остался на Западе. Так ему удалось спастись. Затем возглавлял Раду Белорусской Народной Республики (БНР_.
Мать Рогнеды коммунисты арестовали в 1944 г. Значительно позже стало известно, что она умерла в Вилейке (Минская обл.), в тюрьме. Официально — от тифа, но не исключено, что и от пыток.
Рогнеду забрали к себе родственники. Она закончила советскую школу. Поступила на филфак БГУ. Но «за сокрытие фактов биографии» была исключена. Окончить вуз все-таки удалось — заочно.
Учительствовала сперва в деревенской школе, затем — в Минске. Работала в НИИ педагогики. С 1987 года на пенсии.
Рогнеда Алехнович — составитель нескольких учебников-хрестоматий для школьников, автор пособия для учителей «Янка Брыль в школе».
Отличница народного просвещения.
Была подписчицей «Нашей Нивы» и ее автором, человеком исключительной интеллигентности и начитанности.
***
Ниже приводим опубликованная ранее в «Нашей Ниве» статью Советская дочь президента БНР
Рогнеда Алехнович — дочь «врагов народа». Ее отец возглавлял белорусское правительство в изгнании, а мать репрессировали. В советские времена этого было достаточно, чтобы полностью «выпасть» из жизни.
Она — дочь Винцента Жук-Гришкевича и Ксении Лапицкой.
Отца советские карательные органы арестовали, когда ей было восемь лет. Когда было тринадцать — арестовали мать. В войну один дядя — священник Николай Лапицкий — выехал в эмиграцию, другой дядя — Иван Косяк — работал в Белорусской народной самопомощи во времени оккупации, а впоследствии стал политэмигрантом.Как же в таких обстоятельствах могла сложиться ее жизнь?
...Когда в 1939 году коммунисты пришли в Западную Беларусь, Рогнеда была на каникулах у родственников под Дисной. «В начале сентября туда приехала мама. Там мы и «освободителей» — Красную армию — встретили. А домой, в Вильню, вернулись, когда там уже хозяйничали литовцы (Сталин отдал им город). Преподавание в университете (мама была на пятом курсе агрономического факультета) перевели на литовский язык. Пришлось ехать в Украину, где она окончила агрономический факультет Львовской политехники. Работала агрономом во Львовской области. «Там нас и застала «Отечественная» война, — вспоминала Рогнеда Алехнович. — Конечно, смутные времена легче пережить среди родных. Мама была родом из деревни Застенки около Ижи (Вилейский район Минской обл.). Поэтому, получив с помощью Украинской самопомощи необходимые документы, мы отправились — где подводой, а где и поездом — в Вилейку».
Шел 1944 год. Муж воевал в Италии, под Монте-Кассино. Но Ксеня Гришкевич вряд ли могла что-либо знать о нем. Нужно было самой определяться в жизни: подаваться на запад либо ждать прихода коммунистов. Решила бежать. Уезжали, как вспоминает Рогнеда, чуть ли не последним поездом — на открытой платформе. Но добраться смогли лишь до Вильнюса: Рогнеда заболела ангиной.
«Пока я болела, мама проводила в неизвестность своего родного брата, священника Николая Лапицкого с семьей, двоюродного брата Ивана Косяка. Мы пересидели в Вильнюсе советские и немецкие бомбежки, прятались с другими людьми в подвалах, где мама, как могла, закрывала меня собой». Затем вернулись в Вилейку. Ютились в старой бане. Дом, в котором раньше у нас была комната, сгорел. Ксеня Гришкевич пошла работать в Областной земельный отдел. Однажды, в августе, ее привели с работы двое военнослужащих. После обыска ее увели. Она успела только сказать дочери: «Я еду в командировку. А тебя заберет тетя Нина». Но Рогнеда поняла, какая это была командировка.
Несколько дней девочка пробыла в бане. Потом младшая сестра матери забрала ее к себе в Ижу. Родственники решили Рогнеду выучить. Наняли для нее в Вилейке квартиру, подвозили продукты. Так началась советская школа.
Утром она шла на уроки, а после занятий — несла передачу для матери — к тюремной стене.
«Однажды, стоя у ограды, я увидела маму. Ее вели двое энкаведистов. Проходя мимо меня, она тихо сказала: «Не плачь. Иди домой. Я скоро вернусь». Еще раз увидела маму в начале зимы. Арестованных тогда держали в здании тюрьмы, а не в пристройке к ней, как раньше. Чтобы увидеть человека, находившегося в одной из камер на втором этаже, нужно было перейти на противоположную сторону улицы и посмотреть вверх, на окна тюрьмы. Я так и делала. Через некоторое время я увидела маму. Она поднимала в руках узелок, который я передала. Потом отложила его, свела руки так, словно меня обнимала. Но потом тюремные окна закрыли щитами. Даже такой радости нас лишили».
В феврале передачи стали возвращать. Мол, мать выбыла на этап.Рогнеда ждала вестей. Не дождалась. Значительно позже ей сообщили, что во время эпидемии тифа в тюрьме мать умерла. И «братскую» могилу показали на вилейском городском кладбище.
«У самой ограды — заросший пожолклой травой пустырь. Чуть сбоку — окрашенные голубой краской столик и скамейка. Я положила на дерн белые и красные хризантемы — спустя десятки лет первые цветы на могилу матери. Помолилась за упокой души рабы Божией Ксении и всех, кто покоится в этой братской могиле».
Через день, когда снова пришла туда, не узнала могилы. «Трава была скошена и убрана, исчезли мои цветы. Стало обидно, горько».
А в 1945 году Рогнеда еще ходила в школу и надеялась на возвращение матери. Из школьной жизни она вспоминала случай, когда администрация попыталась организовать вечер вопросов и ответов, в советском духе. «Свои записки мы должны были бросать в специальную урну. Но этот вечер так и не состоялся. Разве можно было в те времена давать разъяснения на вопросы вроде: «Расскажите, пожалуйста, о Золотом веке в Беларуси». Многие во время оккупации изучали историю по учебникам Вацлава Ластовского. Дело, конечно, могло закончиться в застенках НКВД, но наши педагоги ходу всему этому не дали».
Еще в тринадцатилетнем возрасте Рогнеда Гришкевич увлеклась поэзией. К 10-му классу у нее накопилась целая тетрадь со стихами и поэмой о казацком восстании в Беларуси. Школьнице не с кем было посоветоваться насчет своих стихов, и она решила обратиться сразу к Якубу Коласу.
«Милая, славная Рогнеда! — писал народный поэт девочке. — Только что прочел Вашу поэму, основой которой послужило для Вас народное предание... Тетрадь с «Таямніцамі руін» («Загадками руин») я пересылаю Вам. Когда Вы на нее взглянете, то увидите, как много в нем красного карандаша. Подчеркнуто все, что нужно править... Но не в связи с этими недостатками я пишу Вам — в усердной работе над собой эти недостатки будут легко изжиты — мне было приятно и радостно читать». Такого ответа школьница и не ожидала. Затем были еще письма от Якуба Коласа.
Что стало с поэмой и стихами Рогнеды? «Тетрадь с моей поэмой «Таямніцы руін» у меня украли в студенческом общежитии. И ее мне очень жаль, потому что там были правки, сделанные рукой Коласа. Поскольку в 1951 году после 3 курса меня из университета исключили как дочь репрессированных, нетрудно догадаться, в архивах какого учреждения эта тетрадь, возможно, и теперь находится».
С 1948 года Рогнеда Гришкевич училась на белорусском отделении филфака БГУ. Но после исключения из университета на творчестве поставила крест.
Окончить вуз смогла только после смерти Сталина, заочно.
В биографическом рассказе «Волк жаждет крови» Вячеслав Адамчик упоминал случай с исключением Рогнеды как «первое, наиболее болезненное ощущение незыблемого, овеянного смиренным страхом, сталинского режима, который неустанно жаждал человеческой крови».
...Рогнеда Алехнович посвятила свою жизнь преподаванию родного языка и литературы. От учительницы до старшего научного сотрудника НИИ педагогики — таков ее трудовой путь. На пенсии — с 1987 года. Отец когда-то советовал ей вместо филологии выбрать медицину. Но дочь не послушалась. И, как сама признается, не жалеет.А несостоявшаяся натура поэта реализовалась в методических пособиях — по творчеству Янки Брыля и изучению белорусской литературы в школе.
