Один из выживших на условиях анонимности согласился рассказать «Радыё Свабода» про тот бой.
«25 июня из ВСУ поступила, можно сказать, боевая тревога, что нужна наша помощь для прикрытия отхода украинских войск из Лисичанска. Чтобы противник не отрезал отступающую группировку и не взял их в тиски. Мы должны были сдерживать противника в одном из направлений, недалеко от Лисичанского нефтеперерабатывающего завода», — говорит он.
Сам R. объясняет, что находился долгое время на позициях под Николаевом, но был прикомандирован к «Волату». Об этом лично просил «Брест», которому нужен был специалист. R. пробыл в Киеве буквально один день, а уже оттуда направился в Краматорск.
«Когда мы приехали туда 25 июня, там уже активно шли боевые действия. Припарковали автомобили, пошли в здание. По НПЗ работали танки противника, велись обстрелы. «Брест» направился в штаб для более точного прояснения задачи. С нами также были грузины из Иностранного легиона, мы вместе должны были сдерживать рубежи. Ночью отправились на позицию. Грузины отправились первыми, так как у них были приборы ночного видения. Мы дождались утра и вышли на наш рубеж».
Собеседник «РС» говорит, что командир принял решение, что занятая позиция невыгодна и нужно двигаться вперед.
«В результате мы оказались достаточно далеко от союзных сил, фактически наша группа была в тылу противника. Мы сделали облет с помощью беспилотника, но ничего не нашли, так как там была очень густая растительность, а технику тщательно скрыли. Также техника была спрятана в ангарах в населенном пункте. Дроном было очень трудно управлять, было много внешних воздействий на него, поэтому мы его посадили. Когда пытались отступать, то зашли в «зеленку» (на военном жаргоне это лес, лесистая местность. — РС), где столкнулись с ротой противника, готовившейся к атаке на НПЗ. Завязался очень плотный бой, дистанция до противника была всего около 15 метров. Все начали стрелять, падать, отползать».
После это белорусы отступили на ближнюю высоту, при этом никто не был даже ранен. R. называет это настоящим чудом.
«Уже на высоте на нас выехала российская техника — танки, а также бронеавтомобили «Тигр». Техника была спрятана в «зеленке» и завелась, когда начался бой. После обстрелов из танка и пулеметных очередей из «Тигров» у нас появились первые тяжело раненные. Эвакуировать их оттуда не было никакой возможности, так как там открытая местность».
По словам белорусского добровольца, первым ранение получил их командир «Брест».
«Он пытался выстрелить из гранатомета в танк. Как только стал в полный рост, его сразу расстреляли. Непонятно до конца, из чего именно стреляли, но ранения были пулевыми. Шел очень плотный огневой контакт. Было задействовано много пулеметов. Слышался такой треск, звук от пуль, когда они приземлялись рядом, и фонтанчики земли взлетали вверх. Я видел краем глаза, как на дороге кто-то лежал. Скорее всего, это был «Брест». Он был в очень тяжелом состоянии: ни вести бой, ни самостоятельно отступать он уже не мог».
R. говорит, что смог даже выстрелить из гранатомета. Он рассказывает, что другие выжившие участники боя говорят, что попадания в танк противника были, но они не пробивали броню.
«Если смотреть по снимкам, которые выложили россияне, то видно, что у «Сябро» много пулевых: и в ногу, и в руку, и в лицо. Что касается «Атома», то другой парень, который тоже спасся, видел его. «Атом» был в самом тяжелом состоянии среди нас всех, у него не было половины спины, что-то сделать было невозможно. И «Брест», и «Сябро», и «Атом», скорее всего, погибли очень быстро после полученных ранений».
Доброволец говорит, что россияне превосходили их в силе в пять-десять раз. Также сказалась не самая выгодная позиция — это происходило на краю яра, а до ближайшего леса было около 300—400 метров.
«Меня ранило в ногу, пуля прошла между пальцев. Я начал отползать по этому полю. Противники меня видели: как только я поднимался на четвереньки, чтобы быстрее двигаться, по мне начинал работать пулемет. Если говорить на военной терминологии, то пулемет стрелял по мне «на семь часов». Когда я ложился полностью, то пули не доставали меня, пролетали над головой. Я так мог ползти 50 метров, потом снова поднимался на четвереньки» и по мне снова стреляли», — рассказывает R.
Собеседник говорит, что на протяжении всего боя слышал разговоры противников, они обсуждали ранения, пути обхода. Белорус слышал, что среди россиян также были раненые, но не уверен, сколько их было и насколько тяжелыми были те ранения.
«Когда я полз, то понимал, что, скорее всего, не выберусь. Даже если доползу до конкретной точки, то россияне будут уже там и меня застрелят. У меня была одна граната с собой, думал бросать в противников, но они были далеко, собирался даже взорваться на ней. Было такое состояние под адреналином, решения принимались и менялись каждые три секунды, в итоге принял окончательное, что нужно ползти. У меня была с собой рация, я периодически связывался со своими, они ждали меня на пункте эвакуации. Я прополз метров шестьсот и пробежал три километра с раненой ногой. На месте эвакуации встретил других побратимов, которые выжили».
Когда в машины грузились выжившие бойцы, то в том месте уже тоже велся обстрел, начала также работать артиллерия.
«Брест» — это очень искренний человек, настоящий. Мы с ним как-то очень хорошо общались, находили общий язык. Мы много с ним прошли вместе, участвовали в боях под Николаевом, вдвоем брали пленных россиян. Это был настоящий воин», — говорит R. о своем командире.
